Пригласить в ресторан? Эту идею он отмёл сразу же, как наиглупейшую. У Светланы, наверное, и одежды-то нет приличной, чтобы выйти в свет… Кстати, да, не забыть бы обновить её гардероб перед тем, как везти на смотрины к Федорчуку, добавил он мысленно ещё один пункт в программу действий.

Он тянул время, пытаясь сообразить, как бы поделикатнее заставить её во что бы то ни стало поесть.

— Разговор будет долгий и серьёзный, — сказал Тим. — Может быть, вы угостите меня чаем… или кофе?

По тому, как она смутилась, он утвердился в своих догадках — ну разумеется, ни чая, ни кофе в этом доме не водится. Поэтому Тим с преувеличенной жизнерадостностью воскликнул:

— Хотя, вы знаете… я ужасно проголодался. Не успел ни позавтракать, ни пообедать сегодня. Вы не станете возражать, если я закажу что-нибудь поесть с доставкой на дом? Составите мне компанию?

Она только растерянно кивнула, слегка ошалев от такого напора.

— Вы любите роллы? — доставая мобильный телефон и разыскивая нужный номер, поинтересовался он. Светлана пристыженно покачала головой.

— Никогда не пробовала…

Он постарался не выдать своего удивления, чтобы не смущать её ещё больше, и тут же предложил другой вариант:

— А пиццу?

Её лицо прояснилось.

— Пиццу люблю, — она даже выдавила из себя слабую улыбку.

— Отлично! — возликовал он. — Её и закажем! И не волнуйтесь, курьеру я открою дверь сам, вас никто не увидит и не потревожит, — деликатно добавил он. На самом деле, этим он также избавлял её от унизительной необходимости признаваться в том, что у неё нет денег. Он расплатится за всё — и дело с концом!

В ожидании заказа они сидели за кухонным столом и разговаривали. Точнее, говорила в основном Светлана — а он только задавал наводящие вопросы, мысленно постоянно сдерживая себя, давая приказ притормозить, потому что и так выпытал у неё слишком много — этот навязчивый интерес уже выглядел подозрительно. Но Светлана, похоже, абсолютно доверилась ему и расслабилась в его обществе, честно и откровенно рассказывая всё, что случилось с ней за эти годы. Как же она была доверчива, как наивна… в сорок-то лет! Сущий ребёнок, в очередной раз с болью подумал он. За что жизнь с ней так обошлась? С этим-то светлым, абсолютно бесхитростным, добрым человеком?

— …Тот фильм стал для меня последним, — рассказывала она. — Вернее, он вообще никаким не стал… Весь отснятый материал просто положили на полку — ни смонтировали, ни озвучили, ни-че-го. Ну, и гонорары никому из нас не выплатили тоже, — она усмехнулась.

— А о чём он должен был быть? — поинтересовался Тим. Светлана оживилась, глаза её заблестели.

— О, это очень интересная история… Я играла девушку-колясочницу, которая мечтает петь на сцене. В двух словах сложно объяснить… У моей героини проблемы с позвоночником, лёгкие деформированы, неправильное положение диафрагмы… в общем, петь в таком состоянии очень и очень непросто. Но она верит в то, что у неё получится. Занимается с педагогами. Подаёт заявку на международный вокальный конкурс. Только советские чиновники не хотят её выпускать. Ну, ты же понимаешь — лицо, честь и гордость страны… и вдруг инвалид! В СССР же не может быть инвалидов, здесь все здоровы, бодры и счастливы, а позориться на международном уровне нам ни к чему…

— Ужасно жаль, что этот фильм не увидел свет, — с досадой вздохнул Тим. — Я бы с удовольствием посмотрел. Я вообще все ваши фильмы видел.

Ей было явно приятно узнать это.

— Тогда многие актёры и режиссёры остались за бортом, — она перевела задумчивый взгляд на колышущуюся зелень деревьев за окном. — Ты, конечно же, не помнишь этого… наверное, ещё маленький был. Страну трясло, как в лихорадке. Люди жили, не зная, что принесёт завтрашний день… Слышал, наверное, про август девяносто первого? А может, вы это уже в школе проходили? Танки на улицах Москвы, баррикады, комендантский час… На защиту Белого дома вышли многие мои коллеги: Никита Михалков, Татьяна Друбич, Борис Хмельницкий, Маргарита Терехова… Все были на подъёме, все были свято уверены в том, что творят историю… И только мне было совершенно наплевать на судьбу целой страны. Я эгоистично хотела одного: чтобы мне заплатили за фильм. Я как раз ушла в то лето от мужа, и… — она не договорила, и Тим понял, что продолжения не последует. Похоже, она и сама уже жалела, что слишком разоткровенничалась.

— И что, после того случая вы больше совсем нигде не снимались? — уточнил он, деликатно возвращая её к началу разговора.

— Практически нет, — отозвалась Светлана. — Только в рекламе иногда… и пару раз в ток-шоу. Но это несерьёзно, разовые подработки… А в большое кино меня больше не приглашали. Точнее… — она замешкалась на мгновение, словно раздумывая, стоит ли посвящать его в эти подробности. — В начале девяностых был спрос на чернуху и обнажёнку. Мне несколько раз предлагали оголиться в кадре или поучаствовать в откровенных сценах. Я всегда отказывалась.

Тим был ужасно рад это слышать.

— А где-то… в другой отрасли… не пробовали найти работу?

Она невесело усмехнулась.

— Я бестолкова и абсолютно ни к чему в этой жизни не приспособлена, Тимофей. Имею в виду, если нужно что-то делать руками. А физические нагрузки мне противопоказаны по состоянию здоровья, так что даже дворником не устроиться. После родов начались осложнения на почки…

После родов… Тим опомнился. А ведь и правда, он где-то читал, что у неё был ребёнок. Кажется, девочка. Но где же она теперь? Как бы спросить поделикатнее?

— Семья вам совсем не помогает? — осторожно поинтересовался он. — Родственники?

Лицо её сделалось отчуждённым. И, поскольку он продолжал смотреть на неё вопросительно, резко ответила:

— У меня никого нет.

Тиму стало неловко за то, что он вторгся в запретную зону её личной жизни, и теперь он лихорадочно придумывал, как бы свернуть в другую степь. В этот момент, к счастью, раздался стук в дверь.

— Пиццу принесли, — сказал Тим, поднимаясь и радуясь тому, что вывернулся из неприятной ситуации.

За пиццей (горячей, ароматной и мягкой, истекающей расплавленным сыром, как спелый манго — соком) Тим, наконец, поведал Светлане о цели своего визита.

— Ты сошёл с ума, — она даже жевать перестала и отшатнулась, выслушав его безумное предложение. — Я… не согласна. Я просто не смогу!

— Да почему нет-то? — Тиму совсем не хотелось есть, но, чтобы она не чувствовала себя неловко, он тоже проглотил пару кусков пиццы с ней за компанию. Сейчас же он удобно устроил подбородок на сцепленных в «замок» пальцах и беззастенчиво разглядывал Светлану, оценивая её уже не как женщину и даже не как свою кумиршу, а бесстрастно, как профессионал — профессионала. Тим с удовольствием отметил, что, немного подкрепившись, Светлана разрумянилась и похорошела — она больше уже не казалась ему отталкивающей и опустившейся. Обычная женщина… только немного измотанная жизнью, оголодавшая, всеми брошенная и забытая. Однако взгляд её лучистых глаз по-прежнему был ясен и чист.